Особенности функционирования глаголов в мокшанской разговорной речи
Глагол, как часть речи, имеющая сложную семантическую структуру как в мордовских (мокшанском и эрзянском), так и в других языках, привлекает самое пристальное внимание лингвистов. Описание глагола занимает значительное место в изучении лексической системы любого языка, поскольку особенности грамматического строя, прежде всего, определяются категориальными признаками данного разряда слов. В последние годы, в первую очередь, анализу подвергаются различные лексико-семантические классы глаголов.
В лингвистических работах, посвященных изучению системных отношений в лексике, наряду с глаголами движения, чувства, созидания и т.д. как отдельная лексико-семантическая группа рассматриваются глаголы поведения. Своеобразием этого класса слов является их оценочность. По определению Л. М. Васильева, глаголы поведения называют совокупность социально-коммуникативных действий и поступков человека, получивших определенную социально-интеллектуальную оценку (Васильев 1971: 142).
В соответствии с этим к глаголам поведения относятся только такие, которые характеризуются, по крайней мере, одной из двух дистрибутивных формул (семантических моделей): «Кто-то ведет себя как-либо» или «кто-то ведет себя как-либо по отношению к кому-либо». В современной лингвистике проявляется стремление полнее и глубже исследовать семантические особенности глагольных лексем как особого класса слов, характеризующих признаки предметов и их отношения. Многие лингвисты неоднократно указывали на то, что семантический объем глагола шире, чем у имени, что глагол в силу особенностей своего содержания окружает себя большим числом соотносительных элементов (Виноградов 1972: 19). Такая повышенная семантическая ёмкость глагола проявляется, в частности, в том, что глаголы отличаются значительной полисемантичностью, у старых слов возникают новые значения, переосмысливаются соотношения между старыми и новыми значениями. Н. А. Кулакова отмечает, в мордовских языках некоторые значения вовсе передаются новыми словами, устойчивыми сочетаниями (Кулакова 2010: 58).
Язык любого народа находится не в застывшем, неподвижном состоянии, а в постепенном движении. Как живой язык — он существует и изменяется до тех пор, пока существует народ, как мертвый — он может существовать до тех пор, пока существует человечество. Перед лингвистами любого языка главная задача – как можно глубже изучать семантику слов. В раскрытии значений лексических единиц большую помощь оказывает изучение происхождения диалектных слов и их смыслового содержания, что содействует и показу красоты и богатства языка. По мнению Д. В. Цыганкина, лексическая система говоров характеризуется своеобразными особенностями в целом. В ее составе есть весьма подвижные и заметно изменяющиеся элементы, так и слова, которые прошли сложный длительный путь развития, подвергались многочисленным изменениям и превращениям. А это означает, что слова отражают, регистрируют и показывают нам как процесс в целом, так и детали языкового развития, новые, современные, длительные и кратковременные факты языковой жизни (Цыганкин 1966: 345). Каждый язык постепенно меняется, обновляется; появляются новые лексические единицы с новыми значениями, а некоторые лексемы переходят в разряд архаизмов и становятся частью истории. Мокшанский язык в этом отношении не является исключением. Его словарный состав – продукт длительного исторического развития. Поэтому в нем хорошо просматривается большой жизненный путь, пройденный носителями мокшанского языка. Иногда диалекты того или иного языка настолько разнятся между собой по своему словарному составу, что их носители с трудом могут понять друг друга. Причем отдельные слова настолько могут отойти друг от друга в семантическом плане, что их различия можно установить, лишь сравнив с лексемой литературного языка, оперируя не только сведениями лексикологии, но и данными фонетики, морфологии и синтаксиса.
Тематический диапазон глагольной лексики в мокшанской разговорной речи достаточно широк. Можно выделить целый ряд богато представленных лексико-семантических групп. Это глаголы движения, группы глаголов, входящих в семантическое поле глаголов речи, глаголов поведения, группы глаголов, обозначающих разные виды эмоционального и волевого воздействия на лицо, глаголы конкретных физических действий и другие. Необходимо отметить, семантическая общность выявляется путем исследования логической связи развития и трансформации значений с учетом закономерных логических процессов, происходящих в мышлении и в языке. В группе слов, претерпевших семантические изменения, можно выделить ряд подгрупп. Основой для этого служат различного рода смысловые сдвиги в лексических единицах. В процессе семантического анализа и сопоставления выделяются, с одной стороны, группа слов, сохранивших первичные значения. Вместе с тем существует ряд лексических единиц, имеющих наряду с первичным дополнительные значения.
По мнению Р. Н. Бузаковой, в лексическом составе любого языка выделяются слова и фразеологизмы с ярко выраженной экспрессивностью. У этих слов номинативные значения осложнены оценочными оттенками, которые характеризуют тот или иной предмет (Бузакова 2006: 5). В лексическом запасе мокшанской разговорной речи следует отметить наличие значительного количества слов, которые в современном мокшанском литературном языке или не употребляются, или выступают в ином значении. Эти значения возникают в процессе обособленного развития лексико-семантических систем. Рассмотрим функционирование глаголов разговорной лексики с общим семантическим компонентом ярхцамс «есть, кушать» в мокшанской разговорной речи. Остановимся на ряде особенно ярких фактов. Расширение смыслового содержания находим у глагола ярхцамс «кушать, есть». В «Мокшанско-русском словаре» этот глагол имеет значение «кушать, есть». Наряду с отмеченными имеется и переносное его значение: пупамс «ужалить, проткнуть». К нейтральному глаголу ярхцамс в мокшанских говорах используются следующие слова: поремс, пупамс, тетькомс, ажорямс, маторямс, петфтамс, нафтомс, мъзнафтомс, мямордамс, каволямс, коршамс, матнемс. Примеры:
а) Алясь пупай кода эряви – ярхцамс тейнза сембось моли – фатясы гармониянц, ушедсы «Школьнай вальсть» (М. Моисеев, Картань колода: 69). «Мужчина поест плотно (букв. : как следует) – есть ему всё идёт – схватит гармошку, начнёт «Школьный вальс);
б) Ватта, – корхтай мирденцты ърьвац. – Тядязе работамати аф прафты, а мъзяра мямордай (В. Левин, Ломанень ширеса, Мокша, № 9, 2011: 54). «Посмотри, – говорит жена мужу. – Моя мама работать не очень, а сколько ест»;
в) Антошась порезе кши кувоть, нолазень търванзон (П. Левчаев, Аляшка цёрокш). «Антоша съел корку хлеба, облизнул губы»;
г) – Аф ли куркань алда тетькома? (А. Малькин, Кельгома стирти). «Не индюшачьи же яйца жрать?»;
д) – Ой, овняй, пяште товняй, – пенецяй бабанясь. – Путнень кургозон нинге шобдава фкя снавня, каволянь-каволянь эсонза, изь порев (В. Левин, Ломанень ширеса, Мокша, № 9, 2011: 54). «Ой, зятёк, ядрышко ореха, – жалуется старушка. – Еще утром положила в рот одну горошинку, жевала-жевала (букв.: грызла-грызла), не прожевала (не сгрызла)»;
е) Ащек, Юра, аф ламос мархтонк, калонь шонгарямда коршак, – тейне эряскодомс аш коза (М. Брыжинскяй, Ермолаевкаста мекольцесь, Мокша, 2010, № 10: 72-87). «Побудь, Юра, с нами недолго, похлебай уху, – мне торопиться некуда»;
ё) – Эрь, ярхцак! Лида, макст пяле буханка кши! Мъзярс сембонь аф аделасак, тяста аф лисят. – Да, дяряй, тя тейне ськамон аделави?! Сембе камераньконди тъняронь аф макссетяда… – Тейть мезе мярьгсть?! Матнек! А то сичас къргаперезт нюрьхтяса! (Ф. Пьянзин. Казеннай куд: 69). «– Ну, ешь! Лида, дай половину буханки хлеба! Пока все не съешь, отсюда не выйдешь. – Да, разве, это один я съем?! Всей камере столько не даёте… Что тебе сказали! Ешь! А то сейчас в глотку вылью!».
Как известно, глагол относится к категории признаковых имен, что во многом обусловливает характер его семантики. По мнению А. А. Уфимцевой, семантика глагола носит не абсолютный, а относительный характер (Уфимцева, 1977: 67). Семантическое своеобразие глагольной диалектной лексики В. П. Цыпкайкина усматривает в несоответствии основного значения слова в говорах и литературном языке (Цыпкайкина 1988: 71-78).
Поскольку разговорная лексика принадлежит к числу слов необщеизвестных, необщенародных, закономерен вопрос, как и в какой мере она может быть использована в художественных целях. Диалектные явления объединяются так же и тем, что все они чужды нормативному литературному языку. Степень и характер использования диалектных слов определяются темой произведения, объектом изображения, целями, которые ставит перед собой автор, его эстетическим идеалом, мастерством и т. д. Диалектизмы могут быть свежим, выразительным средством. Диалектизмы всех типов служат средством индивидуализации персонажа. С их помощью можно достичь, этнографической достоверности и художественной убедительности в воспроизведении быта, обстановки и т. д.
Лексическая индивидуализация средств выражения того или иного действия является одной их характерных особенностей мокшанского языка, находит яркое выражение в сфере разговорной глагольной лексики. При этом «семантическая специализация» нередко осуществляется по линии как понятийной, так и оценочной характеристики действия.
Известно, что человек – центральная фигура языка и как лицо говорящее, и как главное действующее лицо мира, о котором говорит. Особые виды деятельности фиксируются в глаголах речи. Речевая деятельность – специфическая область человеческой деятельности, связанная с разными сферами жизни людей: их психикой, физиологией, анатомией и т.д. речевые действия интенциональны (интенциональность – качество, внутренне присущее порождению текста), в них содержится потребность, вынужденность, необходимость, желание или обязанность говорящего изменить прагматическую ситуацию. В речевом акте говорящий осуществляет своё намерение произвести неречевой эффект на адресата речи. Наиболее значимыми для функционирования глаголов речи является передача информации, передача намерений и оценка субъектом содержания речи.
По мнению А. П. Кочеваткиной, глаголы речи не имеют одинакового терминологического обозначения (Кочеваткина 2003: 122). Глаголы речи обозначают действие как процесс, предполагающий обязательное выражение содержания мыслей определенной системой звуковых комплексов, которые приняты в данном языке в качестве средства общения.
В зависимости от характера обозначения глаголами речи процесса речевой деятельности среди них выделяются две группы:
1) глаголы речи с общими значениями;
2) глаголы речи с дифференцированными значениями.
К глаголам речи с общими значениями относятся: корхтамс, корхтамс-тиемс «говорить, вести разговор, обмениваться мнениями, обсуждать какую-либо тему». Слово корхтамс – основное для выражения данного значения, оно обозначает сам акт говорения. Например: Шабат, а тяни кармай корхтама Катя. «Дети, а теперь будет говорить Катя». – А фкясь омбоцети аф шоряй, Римма Васильевна. Минь ярхцамбачк корхнетяма (Ф. Пьянзин, Сязьф арьсемат: 9). «А одно другому не мешает, Римма Васильевна. Мы во время еды поговорим».
Корхтамс-тиемс выражает действие, продолжающееся недолго. Это выражение обозначает «устно, вслух выражать свои мысли, впечатления, делать замечания, сообщить что-либо и т.д.». Особенно часто данное выражение функционирует в разговорной речи. Например: Атясь корхнесь-тись и саворня тусь эсь киганза. «Старик поговорил (букв.: поговорил-сделал) и тихонько пошел своей дорогой».
Глаголы речи с дифференцированными значениями выражают какую-нибудь отдельную сторону процесса речи: они обозначают либо содержание процесса речи, либо способ его протекания. По обозначенным им понятиям выделяются две группы:
1) глаголы, обозначающие содержание процесса речи,
2) глаголы, обозначающие способ протекания процесса речи.
К глаголам, обозначающим содержание процесса речи, относятся:
а) эмоционально-нейтральные глаголы речи;
б) глаголы речи с моциональным значением.
Эмоционально-нейтральные глаголы речи раскрывают ту или иную сторону содержания процесса речи в различных семантических группах, при этом компонент эмоциональности отсутствует. Они объединяются вокруг следующих речевых актов: беседа, сообщение, совет, приказ и т. д.
Значение беседы раскрывается в двух аспектах: 1) глаголы, показывающие, что говорящий и собеседник или несколько человек беседуют.
2) некоторые глаголы показывают, что говорящий о чем-то рассказывает собеседнику (слушателям).
Значение предупреждения, предостережения выражается сочетаением отрицательной частицы тят, тяты «не» с глаголом в повелительном наклонении: Тяты корхта, ялганяй, конашкава лажадонь куду. «И не говори, подруженька, как соскучилась по дому».
В лексико-семантической группе глаголов, объединяемых словом широкого родового значения корхтамс «говорить», можно выделить группу глаголов, характеризующих внешнюю (акустико-физиологическую) сторону речи:
а) глаголы, указывающие на те или иные фонетические дефекты речи: «шепелявить», «гнусавить», «картавить»: мокнамс (ЗйцвКснсл) «гнусавить, говорить в нос»; Кати-месть авась мокнась, мезевок аф шарьхкодеви (Альк, Квлк). «Что-то пробормотала (букв.: проговорила) женщина, ничего не понятно»; чёшнамс (МПЛЗПл) «картавить»;
б) глаголы, указывающие на излишнюю или быстроту речи: «тараторить», «трещать»: лочамс. Пример: – Максим Афанасьевич, синь, пади, рузават, а тон мархтост мокшекс лочат, – пеедемга пъшкядсь Иван Кудашкин (В. Корчеганов, Писателень лятфнемат, Мокша 2011, № 10: 112-116). «–– Максим Афанасьевич, они, может быть, русские женщины, а ты с ними по-мокшански шпаришь, – с улыбкой сказал Иван Кудашкин».
Переносные значения разговорных слов основываются на ассоциациях, отражающих картину мира, существующую в нашем сознании. Поэтому нередко в разговорных глаголах реализуются образы и представления, проявляющиеся в лексической системе в целом. Так, например, интенсивные эмоции в языке представляют обычно в облике вскипевшей влаги, огня (душа кипит). Тот же образ присутствует и в разговорном глаголе паломс «гореть».
Одним из способов семантической специализации глагола считаются метафорические переносы. Как представляется, метафоризация глаголов в разговорной речи имеет следующие специфические особенности. Прежде всего, обращает на себя внимание «личная» направленность метафорических переносов. Разговорная метафора характеризуется сфокусированностью на человеке, его чувствах, поведении, деятельности в определенных областях человеческой жизни, при этом почти всегда она включает оценочный компонент. Для разговорной речи характерны специфические источники ассоциативных образов, которые, по-видимому, во многом и объясняет присутствие в семантике переносного глагола экспрессивно-оценочных компонентов негативного характера. Разговорная речь широко использует разного вида непрямые обозначения действия. Среди компонентов синонимических рядов, обладающих эмоционально-экспрессивными смысловыми оттенками, употребляются слова, выражающие иронию, неодобрение. Например, вместо литературных слов кяльготнемс, васькафнемс «лгать, обманывать» в мокшанских говорах функционирует эмоционально-экспрессивные глаголы: лавгамс «болтать, лясы точить», васькафнемс «говорить неправду» или близкое к этому «разносить сплетни», лабордомс «бормотать, нести ахинею», пицемс «обманывать».
Глаголы с переносным значением могут фиксировать следующие признаки сообщаемой информации: ее малоценность или невероятность: «молоть», «плести», «городить». В мокшанской разговорной речи это значение передается глаголами: лапоцямс, лабордомс, шотнамс, лавгамс, шапомс. Например:
а) Месть лапоцят, симила ава, – кяжиясь Агунь лангс, бъта ся мезьсовок муворуль, Сандор атянь ърьвяняц Мару (В. Лобанов, 2011: 131). «Чего плетешь, пьяница (букв. пьяница-женщина), – рассердилась на Агашу, как будто ты в чем-то была виновата»;
б) Тон, ванан-ванан, пяк лама лабордат, авай, – кяжда пъшкядсь Лиза (В. Левин, 2011: 47). «Ты, как я не посмотрю, слишком много болтаешь, свекровка, – со злостью выпалила Лиза»;
в) Минь эсь семьяньке. Тон, мезе аф эряви, тят лавга (В. Левин, Ломанень ширеса, Мокша, № 9, 2011: 53). «У нас своя семья. Ты, чего не нужно, не плети»;
г) Ваттака, мезе такое шотнай, мезе спросиндай? (М. Моисеев, Сашендсть велезонк писательхть). «Посмотрите-ка, чего такое плетёт, о чём спрашивает?». Эсь шразень ваксса студентсь порьфтемань? Месть зря шотнат?! Мон аф шотнан, а виденц тейть корхтан (А. Тяпаев, 2011: 4). «Возле моего стола студент меня кормил? Чего зря болтаешь?»;
д) Эка кода шапи, афи лоткави корхтамда. «Видишь как болтает, даже не может остановиться». – Эк, ялгай, конашкава тон прафтат вятиень тевти! Мон въдь азыне: монга ащелень аудиторияса и кулхцонкшнелень лекцият. А тон васенда варжак, содак эсь тевцень, аф стака ли ули сяда меле каннемс начальниконь портфельсь. – Кати-месть шапат!– машнезь корхтай Марк. – Эстокигя афи шарьхкодьсак (Ф. Пьянзин. Сязьф арьсемат: 53). – Ну, друг, как ты любишь быть в начальниках! Я ведь уже сказал: я бы тоже сидел в аудитории и слушал бы лекции. А сначала попробуй, узнай свое дело, не трудно ли будет после этого носить портфель начальника. – Болтаешь не знаю что! – раздраженно говорит Марк. – Сразу и не поймешь».
Глаголы кыхадемс, кълтадемс, мъркадемс означают в разговорной речи «умереть». Примеры:
а) Аф содасайне, конатнень кочксесазь, а конатнень эзда порендярят – кыхадьсак (М. Моисеев, 2011: 38). «Не знаю, которые выбирают, а из которых жуёшь – умрёшь»;
б) Атясь кълтадсь аф эсь пингстонза (Альк. Квл). «Старик умер не вовремя»;
в) А онозе аф цебярьс… Афоль къха атясь … (В. Лобанов, 2011: 131). «А сон мой не к добру… Не умер бы старик»;
г) Врачне мярьгсть: аф кадсак симомацень – къхат (В. Лобанов, 2011: 135). «Врачи сказали: не бросишь пить (букв. не оставишь питьё своё) – умрёшь»;
д) А то мъркадель апак няйхть (И. Лашманов, 2011: 53). «А то умер бы не видно как».
По мнению Р. Н. Бузаковой, как в устной, так и письменной речи широко используются какофемизмы. Какофемизмы – это троп, состоящий в замене естественного в данном контексте обозначения какого-либо предмета более грубым, вульгарным или фамильярным. Какофизмы используются для передачи недоброжелательного, грубого отношения говорящего к другим лицам в целях его осуждения, порицания, показа пренебрежительного отношения (Бузакова 2000: 67). Например, в мокшанской разговорной речи вместо литературного слова симомс «пить», «выпить» говорят мамамс, нашамс, чамбодемс, тетькомс, цятадемс. Например:
а) Мамазе Васёк ськамонза эсь паньфкять, пара нинге ломатть няезь кумбарафнень ёткста (И. Лашманов, 2011: 53). «Выпил Васёк один самогонку, хорошо, что ещё люди увидели его среди лопухов»;
б) Тянивок, кудса пульхкихть и отт, и сирет, – тячи уноконц Манять свадьбац, – а атясь аф шоряй киндивок, чамбоди рюмканя и – пянакуд лангс (В. Лобанов, 2011: 131). «И теперь даже, в доме мельтешатся и молодые, и пожилые, – сегодня у внучки Мани свадьба, – старик ни кому не мешает, выпьёт рюмочку и – на печь»;
г) – Азк, симфтоледе?! – Пи-ва… – лиссь Мишкетонь кургста. – Аха, значит пивада тетькоде! (М. Моисеев, Уголовнай тев: 109). «Скажи, пьяные были?! – Пи-во… – произнёс Мишкет. – Ага, значит пиво пили (букв. лопали)!»;
д) А къда ветешка кружка пиваня цятадят (О. Поляков, Мокша, 2011, № 1: 131). «А если кружек пять пиво выпьешь».
Описание смысловой структуры глагольных лексем предполагает обращение к анализу отношений сочетающихся с ними предметных имен, определяющими среди которых являются отношения «действие» – «субъект», «действие» – «объект». Каждый язык располагает специфическими средствами включения в семантику глагола тех или иных «семантических добавок». Для современных писателей, пишущих о деревне и широко привлекающих диалектные слова, нехарактерно специальное разъяснение этих слов, даже тех, которые явно могут быть неизвестны читателю. Используются диалектные средства и в газете, чаще всего в очерке, где они характеризуют как данного героя, его речь, так и отдельные особенности быта, языка той местности, в которой живет герой.
Мокшанские глаголы в семантическом отношении неоднородны. Некоторые глаголы могут указывать не только на само действие, но и его актанты, обстоятельственные характеристики действия. Глагол может включать в свое значение такие семантические признаки, как:
1) направленность действия: карабкаться «вверх». При нейтральном глаголе куцемс «подниматься вверх» в диалектах данное значение передается лексемами: кярьмодемс, эсьморондамс, умборондамс, цямборондамс. Например: Цямборондамс – кярьмодемс. Мару сонць аськолдась пянакудти, кафта кядьса цамборондась атянц пильгс (В. Лобанов, Сандор атянь куломац, Мокша, № 9, 2011: 132). «Маруся сама шагнула к печке, двумя руками схватилась за ногу дедушки».
Как отмечают лингвисты, особый оттенок одноактного способа действия выражают глаголы, имеющие, как правило, экспрессивно-просторечный характер и отличающиеся оттенками интенсивности, неожиданности, резкости (Шведова, 1980: 235). По мнению Д. В. Цыганкина, среди слов с явно выраженной экспрессией – глаголы (Цыганкин 1966: 348). В мокшанской разговорной речи вместо литературного слова каямс «ударить» используются бернофтомс, тороптомс, цибодемс, чёфадемс, бунтядемс «сильно ударить». Экспрессивные глаголы обозначают грубость, напряженность мгновенного действия. Например:
а) Мон оду аф молян Юматовонди плугарькс, – азозе сон. – Прязе аф тумонь мокорь, штоба клокса бернофнемс (А. Тяпаев, 2011, № 1: 31). – «Больше я не пойду плугарем к Юматову, – сказал он. – Голова моя не дубовая (букв.: дубовый пень), чтобы кулаком бить»;
б) – Тон удома сать, афтерькс?! – И кодак чёфадьсамань пилети …весть, омбоцеда, колмоцеда… (А. Тяпаев, 2011, № 1: 29). – «Ты спать сюда пришёл, проклятый?! – И как ударит по уху … раз, другой, третий»;
в) – Эхи коня ланга бунтядязе. – «Эх как ударил (стукнул) по лбу»;
3) слабая интенсивность: разг. търмождемс, тъжмордомс – лит. кирдемс «держаться»; разг. каволямс, кавлямс – лит. ярхцамс, поремс. Примеры:
а) Търмождсь бабазе нинге недляшка, а меле валхтоськ Ната аказень мархта пянаклангста, матоськ эзембряв (А. Тяпаев, 2011: 20). – «Держалась бабушка еще с недельку, а потом с сестрой Натальей сняли её с печки, положили на скамью»;
б) – Ой, овняй, пяште товняй, – пенецяй бабанясь. – Путнень кургозон нинге шобдава фкя снавня, каволянь-каволянь эсонза, изь порев (В. Левин, Ломанень ширеса, Мокша, № 9, 2011: 54). «Ой, зятёк, ядрышко ореха, – жалуется старушка. – Еще утром положила в рот одну горошинку, жевала-жевала (букв. грызла-грызла), не прожевала (не сгрызла)»;
4) вид орудия: разг. бахадемс – лит. ляцемс «стрелять» чем-либо. Пяшкотькшнесазь эсь зепснон, строяйхть дворецт и арнихть питни машинаса, сяконь и пельхть, коста-коста бахадихть лангозт. – «Набивают свои карманы, строят дворцы и катаются на дорогих машинах, того и бойся, когда-нибудь выстрелят в тебя»;
5) та или иная характеристика объекта: разг. лашкофтомс – лит. пандомс «заплатить». Рамасазь картинанзон – теенза съняра ярмак лашкофтыхть, ай-люли! – эряк! (А. Тяпаев, 2011: 16). – «Купят его картины – ему столько денег заплатят (букв.: отвалят), припеваючи – живи!»;
6) цель действия: ольдямс «шарить с целью найти нужное», «ходить с целью найти что-либо нужное».
Таким образом, в мокшанской разговорной речи можно выделить разные типы глаголов в зависимости от семантического объёма. Высокая конситуативная обусловленность, тенденция к разного рода свертываниям, стяжениям приводят в разговорной речи к появлению глаголов, впитавших в себя определенные элементы контекста. С другой стороны контекст, речевая ситуация, общий опыт говорящих могут явиться причинами образования глаголов с семантически опустошенными основами.
1 Бузакова Р. Н. Словарь синонимов эрзянского языка / Р. Н. Бузакова. – Саранск: Мордов. кн. изд-во. – 1982. – 190 с.
2 Бузакова Р. Н. Стилистическая функция экспрессивных слов в мордовских языках / Р. Н. Бузакова // Материалы II Всероссийской научной конференции финно-угроведов «Финно-угристика на пороге III тысячелетия» (филологические науки). – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2000. С. 65 – 67.
3 Буянова Л. Ю., Зеленская В. В. Эмоция, коммуникация, текст: линии взаимокорреляции / Л. Ю. Буянова, В. В. Зеленская // Вербальные аспекты семантических архитектоник языка. – Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 1998. – С. 69-90.
4 Винокур Т. Г. О некоторых синтаксических особенностях диалогической речи в современном русском языке: автореф. дис … канд. филол. наук / / Т. Г. Винокур. – , 1953. – с.
5 Винокур Т. Г. Развитие функциональных стилей современного русского языка. – М.: Наука, 1968. – 231 с.
6 Винокур Т. Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения /Т. Г. Винокур. – М.: Наука, 1993. – 172.
7 Водясова Л. П. Сложное синтаксическое целое в современном эрзянском языке / Л. П. Водясова. – Саранск: Мордов. пед. ин-т, 2000. – 155 с.
8 Грамматика мордовских языков: фонетика, графика, орфография, морфология : учебник для нацональных отделений вузов / Под ред. Д. В. Цыганкина. – Саранск: Мордов. госуниверситет им. Н. П. Огарева, 1980. – 431 с.
9 Гришунина В. П. Синонимия в лексике мокшанских говоров / В. П. Гришунина // Лексика мордовских языков: прблемы и перспективы развития: материалы Междунар. науч.-практ. конф., посвящ. юбилею Х. Паасонена, г. Саранск, 17 – 19 дек. 2009 г./ редкол.: М. В. Мосин (отв. ред.) [и др.]. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2010. С. 44 – 49.
10 Ерина О. В. Частицы в мордовских языках: дис … канд. филол. наук / О. В. Ерина. – Тарту, 1997. – 150 с.
11 Жегалина Г. В. Способы выражения эмотивности в эрзянском языке автореф. дис … канд. филол. наук / Г. В. Жегалина. – Саранск, 2000. – 18 с.
12 Жегалина Г. В. Эмотивная лексика с положительной окраской в эрзянском языке / Г. В. Жегалина // Финно-угристикань кевкстематне: алтавить Т. М. Тихонова доценэнть чачома чистэнзэ 60 иень топодемантень. — Саранск: Тип: Крас. Окт, 2001. – С. 64 – 67.
13 Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. – М.: Наука, 1982. – 159 с.
14 Земская Е. А. Русская разговорная речь. – М.: Наука, 1973. – 486.
15 Иванова Е. Н. Методика обучения экспрессивным средствам испанской разговорной речи в языковом вузе (на материале имен существительных с субъективно-оценочными суффиксами).: дис. …канд… пед. наук / Иванова, Е.Н. – Москва, 2003. – 228 с.
16 Инфантова Г. Г. Об использовании в разговорной речи придаточных предложений в роли самостоятельных синтаксических единиц / Г. Г. Инфантова // Науч. докл. высш. шк., филол. наука, 1970. – №3. – С. 100 – 103.
17 Кабаева Н. Ф. Фонетическая адаптация заимствований в мокшанском языке / Н. Ф. Кабаева // Взаимодействие и взаимовлияние языков и литератур народов Поволжья и Приуралья: Материалы межрегион. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождениия акад. Пауля Аристэ / МГУ им. Н.П. Огарева; Междунар. консультатив. ком. фин.-угор. народов; отв. ред. М.В. Мосин; редкол.: А.М. Кочеваткин и др. – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2006. – С. 136- 139.
18 Калимуллина Л. А. Эмотивная лексика и фразеология русского литературного языка (синхронический и диахронический аспекты): автореф. дис… докт. филол. наук / Л. А. Калимуллина. – Уфа, 1999. – 26 с.
19 Клементьева Е. Ф. Категория собирательности в эрзянском языке: автореф. дис…. канд. филол. наук / Е. Ф. Клементьева. – Саранск, 2001. – 18 с.
20 Красильникова Е.В. Имя существительное в русской разговорной речи. Функциональный аспект. – М.: Наука, 1990. – 123 с.
21 Кулакова Н. А. Различия в семантике глаголов в говорах мокшанского языка / Н. А. Кулакова // Fenno-Ugrika I: Проблемы языков, литератур и фольклора народов Урало-Поволжья: Труды Института финно-угроведения, вып. 5, посвященный 60-летию д-ра филол. н. проф. Кулина Анатолия Николаевича / Мар. гос. ун-т. Ин-т финно-угроведения. – Йошкар-Ола: МУП «Сельские вести», 2008. – С.83 – 86.
22 Кулакова Н.А. Этимологические единицы общего происхождения в мордовских языках // Лексика мордовских языков: проблемы и перспективы развития: материалы междунар. науч.-практ. конф., посвящ. юбилею Х. Паасонена, г. Саранск, 17 – 19 дек. 2009 г. – Саранск: Изд — во Мордов. ун-та. – С. 56 – 61.
23 Кулакова Н. А. Частотность употребления глагольных фразеологических единиц в мокшанском языке / Н. А. Кулакова // Вестник Мордовского университета. Серия «Финно-угроведение. Филологические науки». – Изд-во Мордов. ун-та, № 1, 2011 – С. 64- 66.
24 Лаптева О. А. Русский разговорный синтаксис. – М.: Наука, 1976. – 399 с.
25 Левина М. З. Обогащение морфологической системы мокшанского языка под влиянием русского / М. З. Левина // Взаимодействие и взаимовлияние языков и литератур народов Поволжья и Приуралья: Материалы межрегион. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождениия акад. Пауля Аристэ / МГУ им. Н.П. Огарева; Междунар. консультатив. ком. фин.-угор. народов; отв. ред. М.В. Мосин; редкол.: А.М. Кочеваткин и др. – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2006. – С. 185– 189.
26 Лукьянова Н. А. Экспрессивная лексика разговорного употребления. Проблема семантики / Н. А. Лукьянова. Отв. ред. А. И. Федоров.– Новосибирск: Наука, сиб. отд-ние, 1986, – 230 с.
27 Лыткин В. И. Примеч. К кн.: Бубрих Д. В. Историческая морфология финского языка. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1955. – С. 170-184.
28 Мосина Н. М. Использование местных падежей эрзянского языка в речи детей в возрасте от 3-7 лет / Н. М. Мосина // Финно-угристика – 4. Межвуз. сб. науч. тр. – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2000. – С. 133-138.
29 Николаева Т. М. Функции частиц в высказывании (На материале славянских языков) / Т. М. Николаева, Москва, 1985.
30 Никольский Л. Б. Синхронная социолингвистика (теория и проблемы) / Л. Б. Никольский. – М.: Наука, 1976. – С. 124 – 129.
31 Основы финно-угорского языкознания: Прибалтийско-финские, саамские и мордовские языки. – М.: Наука, 1975. – 345 с.
32 Рузанкин Н. И. Эмоционально-оценочные высказывания в эрзянском языке / Н. И. Рузанкин // История, образование и культура народов среднего Поволжья. – Саранск, 1997. – С. 239 – 243.
33 Рузанкин Н. И. Референциальные аспекты семантики эмотивных высказываний в эрзянском языке / Н. И. Рузанкин // Финно-угристика 4: Межвуз. сб. науч. тр. / МГУ им. Н. П. Огарева. – Саранск: Тип: Крас. Окт, 2000. – С. 162 — 167.
34 Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы обучения /– М .: Рус.яз, 1979. – 239 с.
35 Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Справочник лингвистических терминов. Пособие для учителя / Д. Э. Розенталь, М. А. Теленкова. – М.: Просвещение, 1972. – 495 с.
36 Сандомирская И. И. Эмотивный компонент в значении глагола (на материале глаголов, обозначающих поведение) / И. И. Сандомирская // Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности. – М.: Наука, 1991. – С. 114-136.
37 Седова П. Е. Экспрессивно-эмоциональнай валлувкссь мокшень литературнай кяльса / П. Е. Седова // Финно-угристика 5: Межвуз. сб. науч. тр. / МГУ им. Н. П. Огарева (Посвящ. 75-летию со дня рождения проф. А. П. Феоктистова). – Саранск: Тип: Крас. Окт, 2003. – С. 201 – 204.
38 Серебренников Б. А. Историческая морфология мордовских языков / Б. А. Серебренников. – М.: Наука, 1963. – 389 с.
39 Сиротинина О. Б. Современная разговорная речь и ее особенности / О. Б. Сиротинина. – М.: Просвещение, 1974. – 144 с.
40 Сиротинина О. Б. Русская разговорная речь / О. Б. Сиротинина. – М.: Просвещение, 1983. – 80 с.
41 Сиротинина О. Б. Что и зачем нужно знать учителю о русской разговорной речи / О. Б. Сиротинина. – М.: Просвещение, 1996. – 175 с.
42 Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Тимофеев Л. И., Тураев С. В. – М.: Просвещение, 1974. – 509 с.
43 Скляревская Г. Н., Шмелева И. Н. Разговорно-просторечная и областная лексика в словарях и в современном русском языке / Г. Н. Скляревская, И. Н. Шмелева // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков, – М., 1974, с. 88-94.
44 Сковородников А. П. О соотношении понятий «парцелляция» и «присоелинение». – «Вопр. Языкознания, 1978. – № 1. – С. 128 – 134.
45 Стародумова Е. А. Акцентирующие частицы в современном русском литературном языке: автореф. дис…. канд. филол. наук / Е. А. Стародумова – Ленинград, 1974. – 18 с.
46 Стернин И. А. Некоторые жанровые особенности мужского коммуникативного поведения / И. А. Стернин // Жанры речи. – Саратов, 1999. – С. 178-185.
47 Терешкина О. В., Максимкина О. И. Детская речь: становление и развитие в условиях мордовско-русского двуязычия (постановка проблемы) / О. В. Терешкина, О. И. Максимкина // Мордовская филология в контексте национальной культуры: материалы Всероссийской научно-практической конференции (23-24 марта 2006.) / под ред. В. М. Макушкина; Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2006. – С. 126 – 128.
48 Уфимцева А. А. Лексическая номинация (первичная нейтральная) / А. А. Уфимцева //Языковая номинация (виды наименования). – М.: Наука, 1977. – С. 67.
49 Учеваткин А. А. Функционально-семантическая характеристика междометий в эрзянском языке: автореф. дис…. канд. филол. наук / А. А. Учеваткин. – Саранск, 2013. – 19 с.
50 Фомина З. Е. Категориальные и семантические типы эмоционально-оценочной лексики в лексической системе языка: автореф. дис…. канд. филол. наук / З. Е. Фомина. – Саратов, 1987. – 23 с.
51 Фомина З. Е. Эмоционально-оценочная лексика в русском и немецком языка /З. Е. Фомина // Очерки по русско-немецкой коннотативной лингвистике (лексика, синтаксис). – Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1995. – С. 4 — 28.
52 Цыпкайкина В. П. Глагольные диалектные слова и их семантическое отличие / В. П. Цыпкайкина // Вопросы лексикологии финно-угорских языков. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1989. – С.71-81.
53 Цыпкайкина В. П. Экспрессивно-эмоциональная эрзянская диалектная лексика / В. П. Цыпкайкина // Тр. НИИЯЛИЭ. – Саранск, 1991. – Вып. 105. – С. 32 – 36.
54 Цыганкин Д. В. Фонетическое и грамматическое освоение слов, заимствованных из русского языка и через русский язык (по материалам говоров эрзянского языка) / Д. В. Цыганкин // Труды. Выпуск 23. – Саранск: Мордов. кн. изд — во, 1962. – Т. 4. – С. 177 – 196.
55 Цыганкин Д. В. Лексические особенности эрзянских говоров / Д. В. Цыганкин // Очерки мордовских диалектов. – Саранск, 1966. – Т. 4. – С. 354 – 351.
56 Цыганкин Д. В. Словообразование в мордовских языках / Д. В. Цыганкин. – Саранск: Мордов. Госуниверситет им. Н.П. Огарева, 1981. – 81 с.
57 Чешко Л. А. Изучение слов, грамматически не связанных с предложением: пособ. для учителей / Л. А. Чешко. – М.: Просвещение, 1960. – 104 с.
58 Шафиро М. Е. Присоединение как явление речевого синтаксиса / М. Е. Шафиро: автореф. дис. … канд. филол. наук. – Саратов, 1965. – 24 с.
59 Шведова Н. Ю. Очерки по синтаксису разговорной речи. – М.: Наука, 1960. – 374 с.
60 Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку /Л. В. Щерба. – М.: Учпедгиз, 1957. – 188 с.
Анализированная литература
В. Лобанов, Сандор атянь куломац, Мокша, № 9, 2011: 131.
В. Лобанов, Ати-баби, Мокша, № 9, 2011: 135
А. Тяпаев, Кафта нумол мельге, Мокша, № 10, 2011: 16
А. Тяпаев, Кафта нумол мельге, Мокша, № 10, 2011: 4.
А. Тяпаев, Тяштю менельть ала, «Мокша», 2011, № 1: 31
В. Левин, Ломанень ширеса, Мокша, № 9, 2011: 47
И. Лашманов, Велеряйсь ошеннекс аф арай, Мокша, № 11, 2011: 53
М. Моисеев, Кода пъчкафтовсь урмазе, Мокша, № 11, 2011: 38
М. Моисеев, Уголовнай тев: 109
В. Мишанина, Сире тракс, Мокша, № 10, 2011: С.44-46.
А. Тяпаев, Кафта нумол мельге, Мокша, № 9, 2011: С.12-35.