Максим Бушмелев: Идею равенства нужно вшить красной нитью в образование

Почему в школах боятся инклюзии, чем она отличается от интеграции и может ли класс без детей с ОВЗ считаться инклюзивным? На эти и другие вопросы портала ActivityEdu отвечает учитель-дефектолог «Новой школы» Максим Бушмелев.
Максим Евгеньевич, сегодня в массовых школах обучается множество детей с нарушениями здоровья. Однако в самых разных слоях общества есть как сторонники, так и противники инклюзивного образования. Чем вы это объясните?

Это вызвано несколькими причинами. Многие путают инклюзию с интеграцией, то есть географическим нахождением ребенка с инвалидностью в школьной среде и подтягиванием его до общего среднего уровня. На самом деле инклюзия – это вообще не про инвалидность, а про кардинальное изменение школьной среды.

В классе может не быть ребенка с ДЦП (детским церебральным параличом) или с расстройством аутистического спектра (РАС), но там будут другие дети – с разными способностями и потребностями, один из них чистый гуманитарий, у другого склонность к математике, третий плохо запоминает иностранные языки и т.д. В такой школе разрабатывается индивидуальный маршрут для каждого ребенка, в нем учтены все его особенности.

Мне бы хотелось, чтобы инклюзию понимали как следующую ступень образования, связанную с изменением школьного пространства, как индивидуализацию образования для каждого ученика.

На успеваемость детей влияет не столько диагноз, сколько другие вещи: например, ставит ли ребенок цели перед собой, насколько сознательно он их достигает, есть ли у него обратная связь с педагогом.

Но мы же привыкли к традиционной школе, где учитель «дает» материал по одной и той же программе для всех, главное, чтобы усвоили. Педагоги до сих пор опасаются возможных рисков, связанных с приходом в школу ребенка с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ): он будет тормозить весь класс, на него потребуется больше времени…

Первая проблема в том, чтобы понять, что такое инклюзивная культура; вторая – чему и как мы будем учить. Человечество состоит из разных индивидов, воспитанных в разных религиях и культурах, с разными возможностями здоровья, особенностями психики и т.д. Исходя из этого, инклюзивное образование включает и разное содержание программ, начиная от навыков самообслуживания и кончая подготовкой к вузу.

Учителя, для которых главный метод обучения – устное фронтальное объяснение материала, терпят детей с инвалидностью в классах, не меняя ничего в своей работе. Но если объяснять урок только словесно, большая часть детей просто «выпадет» из процесса обучения. Кто-то отвечает на вопросы учителя словами, кто-то – с помощью коммуникаторов, кто-то усидчив в течение урока, а кому-то требуется полежать на диванчике или подвигаться…

Опять же, дело даже не в РАС или синдроме Дауна. Если мы будем сравнивать когнитивный уровень троечников и отличников, их психологические портреты, их потребности и способности к предметам, то разница между ними будет такая же, как между детьми с инвалидностью и без.

Кстати, у нас довольно либеральное законодательство по отношению к детям с инвалидностью, постоянно разрабатываются адаптивные программы и коррекционные курсы. Для каждой патологии существует от двух до четырех адаптивных программ разной степени трудности. Пользуясь этими инструментами, можно попробовать выстроить индивидуальный маршрут.

Например, в 518-й московской школе, где я одно время работал, реализуется специальная индивидуальная программа развития (СИПР) для детей с множественными нарушениями развития, включая РАС, она разработана псковским центром лечебной педагогики (ЦЛП).

Но в большинстве школ эти программы почти не меняют ситуацию, потому что педагоги никак не привыкнут к тому, что дети могут обучаться разным вещам в рамках одной школы. Для начала педагогу надо понять, что он имеет дело с живыми людьми и их судьбами, а не с программами, спущенными сверху.

Работая в инклюзивной школе «Ковчег», вы организовали автономный класс для обучения детей с РАС. Какой опыт вы получили? Какие преимущества у подобной формы обучения?
«Ковчег» – это открытое образовательное пространство, в котором у каждого ребенка свой мягкий и комфортный индивидуальный маршрут обучения. Ученики могут переходить из класса в класс по нелинейному расписанию, к примеру, кто-то идет на урок литературы, а кто-то – к дефектологу или логопеду. Там можно заниматься в малокомплектных классах, одних видов внешкольной деятельности там около 30.

Мы пробовали разные модели обучения, включая и такую, сегрегационную, на первый взгляд. Просто в один год пришли сразу пять детей с РАС, и перед нами стояла задача как-то ввести их в школьную жизнь, помочь им почувствовать себя школьниками, потому что ни у одного из них не было успешного опыта включения в большую образовательную группу.

Но сначала мы провели большую подготовительную работу. Дети учились не только читать и писать, но и общаться между собой, переносить большое количество людей вокруг.

Вот пример: один из детей так сильно переживал запахи столовой, что зайти туда не мог, у него даже начиналась рвота. Расширение пищевого рациона – это проблема детей с РАС. Через год-два обучения он уже не только спокойно входил в столовую, но даже начал там есть. Другой мальчик ел только перец и черный хлеб, больше ничего. В «Ковчеге» была тревел-терапия – туристический клуб. Мы ходили по Карелии на катамаранах, и этот ребенок в походе начал есть другие продукты, отвечать на вопросы, называть свое имя.

Постепенно мы стали расширять класс методом обратной инклюзии: не их сажать в другие классы, а наоборот, добавлять в этот класс детей без РАС. К 4-му классу там было уже 11 ребят, кто-то из них обучался по своей адаптированной программе. А потом их всех объединили в большой класс, больше 20 человек.

Опыт класса только для детей с РАС предполагает инклюзивную среду, зачастую их родителям комфортно быть среди единомышленников. Они доверяют школе, где педагоги создают детям индивидуальные маршруты, учат их полезным навыкам. Но обратная инклюзия – только один из возможных методов.

Как должен готовиться учитель к приходу ребенка с инвалидностью в класс? Нужно ли ему заранее знакомиться с родителями, изучить диагноз?

Нужно знакомиться не с диагнозом, а с ребенком и с семьей, узнавать, чем ученик интересуется, что ему лучше дается, а что труднее. Дети с инвалидностью – это маркеры качества. Эффективные методы и приемы, характерные для качественного образования вообще, в их случае очень заметны.

Если ребенок без инвалидности еще может пережить скучный урок, хотя и с ущербом для эмоционально-волевой сферы, то ученик с РАС не станет его терпеть. Важно попасть в сферу его интересов, захватить его фокус внимания, тогда ему легче запомнить материал. Лучше предложить ребенку задачу с конструктором LEGO, если он им увлекается, чем с героями, скажем, «Айболита», о которых он ничего не слышал.

Помочь педагогу в составлении индивидуальных программ может школьный консилиум, в котором участвуют психологи, дефектологи, логопеды.

Сейчас благодаря интернету существует доступ к открытой информации, издаются брошюры, различные методики. Помощь способны оказать некоммерческие организации (НКО), защищающие права детей с инвалидностью, особенно родительские. При желании учитель найдет способ туда обратиться. Главное – определиться, чему учить и по какой программе работать.

Появление «не такого» ребенка порой вызывает отторжение и даже травлю со стороны одноклассников. Как избежать подобных конфликтов?
Отторжение – это реакция человеческой психики: незнакомое – значит опасное. Но если ты с детства видишь вокруг себя людей, отличающихся друг от друга, ситуация становится знакомой, привычной. Идея равенства должна быть красной нитью вшита в канву образования.

В инклюзивном классе один ученик отвечает у доски, другой с места, третий «говорит» жестами, а четвертый карточками – так дети узнают, что люди разные и у каждого своя судьба. Исчезает почва стигматизации и героизации.

В 518-й школе были ребята из Таджикистана, и их поначалу дразнили. Как-то мы придумали уроки «Путешествие вокруг света»: каждый день с детьми открывали новую страну, изучали разные религии, культуры, внешний вид людей. В какой-то момент мы «заехали» в Таджикистан, и оказалось, что это – богатейшая по ресурсам страна, занимающая второе место в мире по добыче серебра. И все захотели нарисовать флаг Таджикистана. После этого никто больше никого не обзывал.

Случались ли в вашем классе истории, когда дети становились «учителями» для своих одноклассников с инвалидностью?

Конечно. Любая инструкция иначе воспринимается, когда ее произносит ребенок. У меня был ученик с серьезными проблемами коммуникации, который подружился с другим мальчиком без РАС. Со временем он стал повторять за своим приятелем какие-то слова и действия и многому научился, более того, тот стал для него «проводником» в окружающем мире. Учитель мог сказать этому приятелю «Попроси Федю не шуметь» или «Посмотри, принес ли он учебник».

Если бы взрослый обратился напрямую, возможно, это спровоцировало бы жесткую реакцию. В инклюзивном классе у ребят больше вариантов общения, богаче арсенал выразительных средств. А еще они понимают, что в разные моменты жизни каждый человек может нуждаться в помощи или оказать помощь, и это нормально. Все это обогащает, расширяет кругозор.

Каким вы видите будущее инклюзивного обучения в нашей стране? По какому пути оно будет развиваться?

Образование меняется в сторону инклюзии хоть и медленно, но все же быстрее, чем само общество. Все больше людей начинают понимать: если ты не научился логарифмам и не знаешь, чьей женой была Анна Каренина, это не значит, что ты не станешь счастливым.

Беда в том, что у нас отсутствуют не только надежные социальные лифты для людей с ОВЗ, но и вообще какое-либо внятное будущее для них. Куда пойдет вчерашний школьник с РАС, обучившийся по адаптированному варианту, если отсутствуют институты сопровождаемого трудоустройства и проживания, социального обеспечения, права на труд и досуг?

Пока у него один путь – в психоневрологический интернат, где все навыки, полученные в школе, он неминуемо растеряет. Поэтому мало построить новую систему образования, нужно, чтобы все общество стало инклюзивным. Иначе инклюзия в школе будет выглядеть как одинокий пандус, ведущий к высокой лестнице, то есть – в никуда.
https://activityedu.ru/Blogs/opinion/maksim-bushmelev-ideyu-ravenstva-nuzhno-vshit-krasnoy-nityu-v-obrazovanie/